В полдень желтый оскал тропического солнца стал невыносим.
Старый Нуньес, укрывшись в прохладной темноте своего бара привычно ловил ухом то надсадно ревущий, то медленно угасающий рев моторов.
С бетонных стрел аэродрома взлетали самолеты, уступая полосу другим, вновь прибывающим.
Нуньес слушал эти звуки каждый день, вот уже тридцать лет. С тех самых пор, как приобрел свой бар.
Аэропорт располагался неподалеку, в жаркие дни было видно как в знойном мареве дрожат и покачиваются тонкие антены на башнях. А дальше, за ними, на холмах, блестели бело-синие громады Фортельеза. Город, раскинув крылья, спускался в низину, навстречу накатывающим на берег океанским волнам.
Нуньес наслаждался прохладой, старый кондиционер над головой ровно гудел и здесь, за стойкой, еще можно было жить.
В такой час клиентов обычно не бывало. Жители городка - экипажи и обслуживающий персонал или были на работе, или сидели по домам. Нуньес протер полотенцем высокий бокал и наполнил его ледяной кашасой: очень много льда и лимонного сока, чуть меньше сахара и совсем немного текилы.
Как истинный бразилец, Нуньес добавлял в кашасу текилу, а не водку. Он не торопясь размешал напиток палочкой. Продлевая удовольствие подержал холодный бокал в тонких руках.
Поднес его ко рту и увидел перед входом в бар двоих.
Мужчину, высокого и беловолосого он знал. Тот был летчик, то ли поляк, то ли немец. В авиакомпании, в Фортельезе работало много иностранцев.
Женщина была одета в форму стюардессы. У нее была стройная фигура и копна черных волос, которые она откидывала назад небрежным движением головы.
Они спорили и видимо, давно.
Когда Нуньес поставил полупустой стакан на стол, женщина раздраженно махнула рукой и быстро зашагала прочь. Походка ее была легка и грациозна. Настолько, что старый Нуньес невольно засмотрелся ей вслед
Мужчина немного постоял, потом развернулся и зашел в бар.
Он уселся на высокий табурет и откинулся назад, подставив грудь под струю холодного воздуха. Светло- голубые глаза, глубоко посаженные на мягком лице скользнули по аккуратно расставленным деревянным столам и остановились на загадочной физиономии Нуньеса.
- Синьорита очень красива, - сказал Нуньес, вытирая бокал.- Что сеньор будет пить?
- Сеньора, - отозвался мужчина на тягучем португальском.- Апельсиновый сок и капельку бренди.
Нуньес удивленно поднял брови. Поставил перед гостем запотевший, прозрачный бокал и рюмку.
- Вы поляк? - спросил он.
- Я русский, - ответил мужчина.- Из России. - Он залпом проглотил рюмку и со стуком опустил ее на стол. И добавил: " Слышали когда-нибудь ?"
- О, да, - ответил Нуньес.- Это страна за океаном. Большая страна, почти, как Бразилия. И там все время лед. Не так ли, сеньор?
Мужчина сдержанно усмехнулся и неожиданно протянул Нуньесу руку. - Меня зовут Алек. Точнее, так меня зовут здесь. А вы - Нуньес.
Старик медленно пожал его руку своей - сухой и коричневой. Помолчал и сказал: " Эти бразильские девчонки очень своенравны. Они как блестящие цветы. Они могут выпить из вас все соки. Им надо много любви. Сеньор понимает меня? Я могу говорить и на английском тоже.
Мужчина задумчиво смотрел, чуть наклонив голову и Нуньесу понравился его взгляд. Он вдруг подумал: "Какое же неведомое течение, какой неведомой волны занесло его сюда, в Бразилию, за столько миль от его родины?"
- Я понимаю, - отозвался Алек.- Много любви. Я знаю.
- Всегда лед, - проговорил Нуньес помолчав. Он никогда не торопился говорить. - Как можно жить, когда везде лед? Что можно любить, когда все покрыто льдом?
Он поставил перед Алеком еще рюмку, наполнив ее до краев. Старый Нуньес долго жил и много видел.
Мужчина залпом опрокинул напиток и заговорил.
Он рассказывал старику о далекой земле, о бескрайних лесах и об огнях больших городов. И об одном городе, где часто дожди и туман, а с моря дуют холодные ветра. Где посреди редкого солнечного дня вдруг закапает теплый дождь, и где величественные дворцы спускаются к гранитным набережным широкой реки.
Лицо его просветлело, а глаза затуманились.
Нуньес слушал и качал головой.
Он вспоминал женщину с копной черных волос и мрачнея, размышлял о том, что может быть общего у этого большого и хорошего парня и этой тонкой красавицы.
Но вслух он ничего не сказал, ибо был мудр.
Когда Алек замолчал, третья рюмка ждала его.
- Мы с Шенон женаты пол-года, - выпив, сказал он. - И я до сих пор не знаю, что у нее на уме. Мы познакомились в Рио. Она училась в университете, но бросила, когда меня перевели сюда, в Фортельез.
- Сеньора пошла за своим мужчиной, - согласился Нуньес.
Алек покачал головой. " Она непонятная ": добавил он.- И последнее время часто плачет... .
Когда Алек ушел, старик еще долго возился, наводя порядок. Скоро вечер. Спадет жара и в бар потянутся люди. Нуньес будет стоять за стойкой и наливать всем выпивку - кто что хочет. И так до глубокой ночи.
Так продолжалось уже тридцать лет и ни о чем другом старый Нуньес не мечтал. Ибо был мудр.
Через два дня он снова увидел их. Как и тогда, в тот же час. Они остановились напротив бара и Нуньес сразу понял, что они снова ссорились. На этот раз Алек был в кителе и фуражке, и на этот раз он ушел, ведя за собой чемоданчик на колесиках.
А Шенон зашла в бар.
Когда она уселась напротив него, на том же месте, где раньше сидел Алек, Нуньес развернулся и ушел в кладовку.
Его не было несколько минут. Когда старик вернулся, его встретил удивленно-сердитый взгляд из-под изогнутых бровей.
Нуньес бережно поставил на стойку пузатый стакан с красивой золотой каемкой.
- Выпей кайперинья, бэбэ, - сказал он.- Я приготовил его для тебя. Сегодня жаркий день.
Нахмуренное лицо сразу разгладилось. Черные глаза задорно блеснули.
- Спасибо, аво,- сказала девушка, улыбаясь.
Она обхватила стакан двумя руками, сцепив тонкие пальцы на его ребристом теле и сердце старого Нуньеса ёкнуло.
- Там, на севере, его пьют по другому, - сказал он. - А я привык добавлять немного корицы.
- Мы приехали из Рио, - ответила девушка удивленно, - откуда ты знаешь, что я с севера?
- Я долго жил, - сказал Нуньес и морщинистое лицо его озарилось улыбкой.
Он поднес крючковатый палец к ее лицу: " Высокий лоб кондора, скошенные к переносице глаза лисицы, твердый рот, прямой взгляд". Его палец описывал круги у ее лица, как будто рисуя кистью. - Ты "кочими", ты дочь своего народа. Некогда великого.
Девушка опустила стакан на стол и выпрямилась.
- Мой народ растворился в сельве и в трущобах больших городов, - сказала она спокойно и строго. - Ничего больше нет.
Нуньес покачал головой, смахнув невидимые крошки с полированного дерева.
- Шенон, - проговорил он, как будто вспоминая.- Шенон...Значит когда-то ты была Жоан. Твоя семья далеко, Жоан, но у тебя хороший муж.
Нуньес улыбнулся, не смущаясь ее пристального взгляда.
- Он заботиться о тебе, - добавил он.
- Что можно знать, между несколькими стаканами габаны? - медленно и отчетливо выговорила она и подалась вперед. - Откуда тебе знать, старик?
- Он любит тебя, - сказал Нуньес. - И не смотри на меня так. Я стар, а ты молода. И ты любишь его.
- Иногда я его ненавижу.
- Это почти одно и тоже,- вздохнул Нуньес. - Почему вы ссоритесь?
- Я не понимаю его. Я боюсь.
- Чего? Что он оставит тебя ради другой?
- Он с иной земли, с иной планеты. Однажды он улетит и больше не вернется.
Старый Нуньес промолчал и медленно обошел вокруг стойки. Шенон сидела в пол-оборота к нему, на высоком стуле. Черные волосы дождем спускались на прямую спину. Легкое платье, сбившись выше колен, обнажало длинные стройные ноги.
- Ты ищешь там, где не прятала, Жоан. К чему тебе чужие советы? Твой народ оставил достаточно мудрых сказаний. Женщины кочими знали что делать. Нужно лишь вспомнить то, что когда-то шептали тебе перед сном.
Она изумленно слушала его, а потом вдруг рассмеялась и подняла глаза к небу.
Рокот мощных моторов разорвал тишину.
- Я летаю на этих штуках, отец. Мне ли верить в сказки?
- О-о, - улыбнулся Нуньес. Ты лишь ненадолго поднимаешься в небо, а потом все равно опускаешься на землю. Подожди, я налью тебе еще стаканчик кайперинья, что бы тебе легче было взлететь !
Дни протекали неторопливо, словно нехотя прорываясь сквозь тягучую летнюю жару. Как всегда, по вечерам у старого Нуньеса было не продохнуть.
А однажды днем снова зашел Алек.
Он выглядел усталым, и Нуньес подумал, что никогда не видел его у себя в барепо вечерам. Это плохо, когда мужчина не выходит развлечься и проводит все дни дома, с женой.
- Я сделаю тебе кашасу с водкой, - сказал ему Нуньес. -Жара скоро спадет, а за ней придут дожди. Как здоровье Шенон?
Алек грустно улыбнулся: "Похоже, я зашел в крутое пике. Рву на себя, но земля все ближе и ближе. Налей мне водку отдельно, отец".
Он залпом выпил и вытер лицо рукой.
- Меня хотят перевести на нью- йоркскую линию,- сказал он. -Это хорошее место. Но Шенон не хочет. Она хочет, что бы мы остались здесь. И она с каждым днем ведет себя все более и более странно.
- Женщину трудно понять,- сказал Нуньес.- Гораздо легче ей угодить.
- Я все могу стерпеть, - сказал Алек. - Она красива и умна. Она отличная жена. Когда -нибудь она станет матерью моих детей.
- Обязательно станет.
- Она знает пять языков, пишет стихи и разбирается в фондовой бирже.
- Отлично, отлично.
- Но она ведет себя так странно... . Иногда она становится совсем другой и тогда мне кажется, что сама сельва ворвалась в наш дом. Я даже нахожу под кроватью лягушек... .
Морщинистое лицо Нуньеса на секунду исказилось. Он ничего не сказал, но взгляд его остановился. Рука продолжала скользить по глади стола. Губы - невнятно шептать.
Потом он вздрогнул и очнулся.
Алек смотрел на него с удивлением.
Нуньес расхохотался. Было удивительно слышать такой громогласный хохот из такого тщедушного тела.
Алек не выдержал и тоже улыбнулся.
- О-ох, - простонал Нуньес, утирая слезы. - Лягушка под кроватью !! О-ох !Здорово же ты насолил своей жене !!!
Под утро, когда разошлись последние посетители, старый Нуньес медленно ступая поднялся на крышу своего паба. Здесь была спрятана маленькая мансандра, на которой он любил сидеть. Ночь уходила. Мягкий предсрассветный сумрак укутывал маленькую фигурку старика. Далеко внизу переливался блестящими огнями никогда не засыпающий Фортальез. Океан чернел, сливаясь с небом. Нуньес слышал, как невидимые волны осторожно щекотали остывающий берег.
Раскачиваясь на старом кресле-качалке, Нуньес что-то шептал себе под нос, шевеля тонкими губами на сморщенном лице. И улыбался.
Прошла неделя.
Однажды днем, когда Нуньес отсыпался у себя в комнате, его разбудил Антонио.
- Деда, - сказал он, осторожно тряся его за плечо. - Деда, вставай.
Нуньес с трудом встал, потянулся, потрепал Антонио по кудрявой шевелюре. Тот был младший из его внуков, в десять лет он уже помогал Нуньесу в баре.
Когда Нуньес вышел к стойке, то понял, что Антонио разбудил его не зря .
Перед пабом стоял джип. Огромный, запыленный джип зеленого цвета.
Нуньес прищурил глаза, всматриваясь. Возле джипа были трое. Взрослый мужчина в пиджаке и двое молодых парней. Они о чем-то говорили и когда Нуньес появился у стойки, замолчали.
Потом мужчина повернулся и зашел в паб. Парни вошли за ним.
Мужчина сел на табурет, а те двое встали за его спиной. Они были похожи, оба высокие, крепкие, с открытыми лицами.
- Приветствую вас, -сказал мужчина Нуньесу.- Какой жаркий день.
Он был невысок, но коренаст. Большая, вдавленная в плечи голова, украшенная гривой спутанных волос. Черные усы, спускаясь к подбородку, придавали его лицу упрямый и суровый вид.
Несмотря на жару, он был одет в широкий серый пиджак, едва сходившийся на плечах.
- Жажда должна мучить вас после долгого пути, - сказал Нуньес. - Отдохните в тени. Вам незачем спешить.
- Наша дорога была длинной,- признался мужчина. Парни за его спиной стояли молча, почти не двигаясь.
Нуньес поставил перед ними стаканы с напитками.
- Если вы хотите есть, - сказал он,- мясо с бобами будет готово через пять минут.
- Мы не голодны,-покачал головой мужчина, - мы не будем есть. Наши дела тут недолги. Мы ищем кое-кого, и, когда закончим- уедем.
- Вы ищете Жоан, - спокойно сказал Нуньес, не поднимая глаз.
Один из парней вскинулся и шагнул вперед, но другой удержал его за руку.
Мужчина медленно отодвинул стакан и положил руки на стол, перед собой.
- Мы ищем Жоан, - подтвердил он после недолгого молчания. И Нуньес почувствовал исходящую от него угрозу.- Но откуда это известно тебе?
- У нее тот же взгляд, - сказал Нуньес, глядя в стол. - У нее тот же лоб и те же глаза. Она дочь "кочими". Твоя дочь.
Цепкие, колючие глаза пробежались по тощей фигурке старика.
- Жоан моя дочь... - наконец произнес мужчина, непонятно, то ли признавая это, а то ли говоря сам с собой. - Да, она моя дочь. И это мои сыновья. И мы прибыли издалека. А вот ты... Ты-то здесь при чем?
Нуньес поднял голову и без страха встретил его взгляд.
- Я много жил, - сказал он. - И много видел, да. Ты прибыл издалека и ты привез своих сыновей. Ты хочешь, чтобы Жоан уехала с тобой или осталась здесь.
Натужный рев самолета разорвал душную, тревожно повисшую тишину. Серебристая туша медленно проплыла над тростниковой крышей. Маленький Антонио испуганно сжался на стулике за стойкой, напряженно вслушиваясь в разговор.
Мужчина встал и выпрямился, гордо откинув голову. Старый Нуньес уже видел этот жест.
- Жоан должна вернуться домой. Мой народ собрает своих дочерей. Пока не поздно. Ты прав, старик. Жоан или уедет домой или останется здесь.
Мужчина откинул полу пиджака и показал торчащую рукоять тяжелого мачете.
Нуньес улыбнулся кончиками губ.
- Пока не поздно...- повторил он, - пока не поздно... Сапа Пантана* уже побывала в ее доме. Теперь ты можешь уходить. Жоан связана узами, которые не разрубить никаким клинком.
На каменном лице мужчины отразилось изумление. Потом боль. Потом радость.
Оно вдруг изменилось, разгладилось. Прояснился взгляд.
- Правда? - спросил он.
- Правда, - ответил Нуньес. - Спроси у нее сам.
Все резко обернулись. В дверях бара, скрестив руки на груди, стояла Жоан.
Старый Нуньес не слышал о чем говорили отец и дочь. Они стояли далеко, да и наречие кочими он помнил неважно. Говорили они недолго, и старый Нуньес представлял себе их разговор. Потом мужчина вышел из паба, не обернувшись.За ним вышли его сыновья.
Жоан осталась стоять, неподвижно глядя перед собой.
Нуньесу показалась, что один из братьев, выходя последним, чуть повел рукой, коснувшись своими пальцами пальцев Жоан. Но возможно, ему это лишь почудилось.
Маленький Антонио осторожно тронул старика за плечо.
Нуньес вздохнул и повернул к нему лицо, улыбаясь. И с трудом разогнул побелевшие пальцы, сжимавшие рукоять лежавшего под стойкой мачете.
Когда он поднял взгляд, Жоан в пабе уже не было.
Алек зашел к нему через пару дней. Он был весел. Его круглое лицо радостно озараялось широко распахнутыми глазами.
- Мы возвращаемся в Рио, - сообшил он. - Я буду летать в Нью-Йорк. Шенон вернется на учебу.
Старый Нуньес понятливо кивал, протирая блестящий стакан.
- Может, я еще заскочу сюда проездом,- сказал Алек, пожимая ему руку. -Спасибо тебе, отец. У тебя лучшая кашаса в мире !
Он хлопнул старика по плечу и Нуньес чуть не упал.
- Да, послушай, - вдруг сказал Алек и лицо его сморщилось. - Я хотел спросить. Помнишь, я рассказывал тебе про лягушку? Такую здоровенную желтую жабу. Я нашел ее под кроватью, выбросил, а утром нашел опять? Так вот, ты не знаешь... - Алек на секунду замялся, потом подумал и махнул рукой. - Да ладно, ерунда все это... Оставь... .
Глаза Нуньеса блеснули ему вслед, но он ничего не сказал. Ибо был мудр.
Поздней ночью, когда свежее утро легким бризом синевит кромку чернеющего океана, старый Нуньес как всегда сидел в своем любимом кресле.
Маленький Антонио примостился у его ног, закутавшись в плед.
- Деда, - спросил он,- а кто такая Сапа Пантана?
Старый Нуньес улыбнулся и задумался. Потом сказал: "Древние народы хранят старые предания. И нам не худо бы их знать. Легенда "кочими" гласит - если женщина хочет удержать своего любимого, она должна положить ему под кровать Сапа Пантану - болотную лягушку. Сапа должна пролежать под кроватью всю ночь, до самого утра. После этого, никто и никогда не сможет разлучить этих людей."
- А если Сапа убежит?- спросил Антонио.
- Сапа не убежит. Она будет сидеть, где ее посадили. Но это еще не все. По преданию, страшное наказание ждет женщину, нарушившую обет и страшное проклятие обрушится на род всякого, кто посмеет разлучить женщину с ее любимым.
- Ух ты! - сказал Антонио. - Деда, а это правда?
Старый Нуньес засмеялся и ничего не сказал. Он продолжал смотреть туда, где на краю земли ласковый утренний ветерок подгонял светло-розовый рассвет. Вот-вот он должен был родиться вновь, яркой чертой разделив небо и море.
Каждый день старый Нуньес ждал его. Ибо знал, что ничего важнее этого на свете нет. Ибо был мудр.